Они, исцелившие столько людей, умрут на виселице, осыпаемые проклятиями!..

Зато Амбруазина — последовательница папы, богобоязненная благотворительница — ни у кого не вызывала страха.

Нет, мир не слеп. Но он вял, в нем нет подлинного стремления к справедливости и к любви.

Предаваясь этим мыслям, стоя на носу корабля, Анжелика чувствовала, как в ней растет нетерпение побыстрее вернуться к Жоффрею Они с ним так похожи!

Она может говорить с ним обо всем! Она поведает ему о своем страхе перед Амбруазиной. Она уже видела его приободряющую улыбку. Наверняка он скажет ей те же самые слова, которыми она пыталась вразумить саму себя.

Если герцогиня Модрибур жива — Анжелика то обретала непоколебимую уверенность в этом, то отвергала саму эту возможность как немыслимую, — то какой силой она располагает, чтобы и впредь вредить им? Разве ее миссия не завершилась вместе с гибелью иезуита, ее брата? А раз не стало его и священной миссии, то должен был затухнуть и дьявольский огонь в ее душе.

Она то и дело видела их снова — «блестящего господина» и «папистку», но превратившимися в обыкновенных людей, подобно знаменитым военачальникам, которые, познав мгновения славы, вынуждены возвращаться к мелочам повседневного существования.

Слишком многое изменилось после того проклятого лета!

Сегодня их любовь неуязвима. Сама страна преобразилась. Новички Голдсборо, сперва слабые и уязвимые, они вросли в новую почву, начали величественное строительство, повели на берегах Французского залива новую жизнь и, окрепнув, изменили тамошнее равновесие сил.

Всего за несколько лет положение переменилось настолько разительно, что Жоффрей де Пейрак вот-вот превратится в арбитра между народами Северной Америки — французами, англичанами и индейцами, будь то ирокезы или алгонкины.

Уже в Салеме Анжелика могла убедиться, как сильно его влияние, когда обитатели Новой Англии причисляли его к своим, считая его способным выступить на стороне полунезависимых штатов, все еще остающихся колониями британской короны. «Вы такой же, как и мы», — твердили они ему. Еще одним подтверждением его значимости стала просьба губернатора Новой Франции Фронтенака о союзнической помощи, с которой тот обратился к Жоффрею, как к брату, которому он может всецело доверять. Губернатор послал его навстречу ирокезам, будучи уверенным, что никто, кроме него, не сумеет совладать с их необузданной яростью.

О, как ей не терпелось снова увидеть его, услышать его голос, дотронуться до него, убедиться, что он возвратился из своего похода живым и невредимым!

Каждый день начинался для нее с надежды, что из серой бесконечности, обрамленной туманами, выйдет ей навстречу корабль, на котором сам Жоффрей спешит ей навстречу. Однако надежде этой не суждено было сбыться.

Услыхав от команды, что всего через несколько часов, после полудня, они увидят Тадуссак, она замерла от страха.

«Что, если его там нет? Если с ним случилось несчастье при столкновении с ирокезами? Если Уттаке убил его?»

Она уже видела себя навечно пригвожденной к причалу Тадуссака, как Анжелика из «Неистового Роланда» Ариосто [23], прикованная к скале.

Вдали показались розоватые скалы ледяного фьорда — устья Сагенея — в шапке облаков. Затем взгляду предстали домики, колокольня и большой тадуссакский крест; на рейде неподвижно стояло несколько кораблей.

— Он там?

Анжелике трудно было долго удерживать у глаза тяжелую подзорную трубу.

Наконец изображение стало достаточно четким. Он был на палубе…

— Это он!!! Нет, не он…

— А кто же, по-вашему? — проворчал д'Юрвиль, забравший у нее трубу. — Я отлично вижу господина Пейрака, а чуть подальше — уважаемого Перро. На суше и на палубе полно солдат и моряков. Кажется, обстановка там вполне мирная.

Теперь я вижу, что там царит суматоха — весьма, впрочем, радостная.

Наверное, они тоже заметили нас и готовятся к встрече…

Разговор прервал глухой выстрел.

— Слыхали? Там что-то происходит!

— Нас узнали и салютуют в нашу честь. Сейчас я отвечу им тем же.

Прошла минута-другая — и «Радуга» откликнулась на приветствие двумя залпами.

Корабли совершили несколько несложных маневров, чтобы побыстрее преодолеть расстояние, отделяющее их от берега, — и последние сомнения развеялись. На берегу стоял сам Жоффрей, возвышаясь над своими офицерами; один Никола Перро был под стать ему ростом.

Прильнув к окуляру подзорной трубы, Анжелика увидела, как он отошел в сторонку. Ее сердце радостно колотилось, грозя выпрыгнуть из груди. Прочь сомнения! Это он — ее король! А там, где он, там и ее родина, там она обретает покой.

На протяжении всего путешествия в Монреаль и назад ее не оставляли опасения, пусть лишенные смысла и оправдания. А все почему? Потому что вдали от него она и дышит-то вполсилы!

Даже теперь, всего за минуту до долгожданной встречи; она трепетала от нетерпения, словно неожиданное несчастье — скажем, появление неведомого чудовища, доселе мирно дремавшего в глубине Сагенея, — могло отодвинуть их встречу и обмануть ее радужные надежды…

Стоило шлюпке с «Радуги» причалить к берегу, как она бросилась ему на шею.

Что с того, что вокруг столпились любопытные!

Одно было сейчас важно для нее: убедиться в его присутствии, ощутив его тело, его тепло, оказаться в его объятиях, прильнуть щекой к его обветренной, загорелой щеке, почувствовать, как упоительны его губы, так хорошо ей знакомые! Живое тело! Живой человек!

При каждой встрече после долгой разлуки ее охватывало ликующее чувство избавления. Нет, на сей раз она дает себе священную клятву, что никогда больше не отпустит его, даже на несколько недель!

Он чуть отстранился, чтобы лучше вглядеться в ее лицо, озаренное наивной, искренней радостью. В его карих глазах поблескивали чуть насмешливые искорки, которые зажглись и в глазках Раймона-Роже, когда малыш впервые в жизни засмеялся.

— Слава Богу, что мы в Новой Франции, а не в Новой Англии! Там бы нас на два часа привязали к позорному столбу за святотатство!

О, как она обожает его улыбку, улыбку графа Тулузского!..

Пускай она ведет себя не так, как подобает великосветской даме-француженке.

Тадуссак, старый пушной форт, расположенный в устье реки, по которой можно за какой-то день добраться до самых диких мест на свете, совершенно не располагает к соблюдению этикета. Да и кто здесь ужаснулся бы их естественному порыву? Конечно, не их друзья и не здешние независимые французы!

Любовь, связывающая их, которая порой удивляла окружающих, а порой вызывала даже зависть, была для их близких, для всех тех, кто пользовался их покровительством, — а таких становилось все больше — залогом безопасности, гарантией постоянства и грядущих успехов.